Я не хотела покидать наше поместье под Глазго. Я кричала и упиралась, когда дворецкий и нянька Бесси тащили меня к камину. Я боялась не разлуки с отцом и братом. Я боялась людей. Именно они, такие непохожие, разноцветные, крикливые - поражали воображение ребенка, который первые 10 лет своей жизни просидел взаперти и общался лишь с семьей и слугами.
И с Айри, моим ручным ястребом. Он ждал меня каждый вечер в саду после охоты.
Айри со мной разговаривал. Кроме меня, его не слышал никто. Он поведал мне о том, что за воротами поместья, за высоким забором, мир огромен и прекрасен. Там много детей, таких же как я. Айри сказал, что где-то среди этих детей есть мой ДРУГ. Что он ждет меня, уткнувшись в подушку по ночам и, водя пальцем по шерстяному одеялу в клетку. Ждет, рисуя ивовой палочкой узоры на песке. Ждет и смотрит в туманное, холодное валлийское небо.
Я спросила - как его зовут, Айри?
>
Айри ответил - Орел.
Я рассмеялась - наверное, ты говоришь о себе? Но ты зазнался, Айри, ты не орел, ты ястреб. Да. Конечно, ты мой друг.
Тогда он расправил крылья и снова улетел в лес за добычей. Он всегда был голоден.
Он говорил со мной, но говорил мало, и никогда не открывал самого интересного. Однажды вечером меня не пустили в сад. Вместо этого отец посадил меня за стол в гостиной, оторвав от игрушек, и сказал:
- Бесси и Лида помогут тебе собраться. Завтра ты уезжаешь.
- Папа, - сказала я, чуть не плача, - зачем мне уезжать? Разве ты больше не любишь меня?
- Нет. Тебе пора ехать в школу, учиться с другими детьми.
...Истерика не прекращалась ни в тот вечер, ни на следующий день, ни на вокзале, который кричал и пыхтел на меня неизвестными доселе запахами и звуками. Я хлюпала носом, и жалась к папе, как затравленный зверек.
Меня посадили в купе и заставили поднять самый большой чемодан в багажник под потолком. Когда я спустилась, в купе уже никого не было. Ни в вагоне, ни на платформе. Лишь толпа, пестрая и пугающая - люди, кошки, совы...
Они бросили меня. Бросили в тот день раз и навсегда. Но почему - это мне предстояло еще узнать и осмыслить.
Потом я сидела у окна и чувствовала, как меня покидает надежда.
Прислонившись к стеклу, проливая слезы на дорогую кружевную блузку и на юбку-шотландку, я думала, что несчастнее меня нет никого на свете.
А потом кто-то тронул меня за плечо. Я повернулась и увидела платок. Платок, который я, живя в поместье, приняла бы за тряпку и побрезговала прикоснуться. Но я схватилась за него, как за спасительный канат.
Тот, кто протянул руку, улыбался.
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Мои глаза - пусты. Я - заключенная в тюрьме своих мыслей. Я пленник своего одиночества. Какое это, оказывается, увлекательное занятие - заниматься моральным автомазохизмом!
- Ты чего плачешь?
"Да что ты так смотришь на меня, как тебе не стыдно!" - "Садись тут, поговори со мной, мне так плохо..."
- А я Крис, - сказал он, не дождавшись ответа на свой вопрос. За его спиной возник нескладный рыжий мальчик с лицом, усыпанным веснушками. На руках у него балансировала неустойчивая горка сладостей в ярких упаковках.
- Сейчас все без тебя съедим, - отрапортовал он.
Наверное, любой бы предпочел шоколадные лягушки рыдающей дуре!
И он ушел. Но свой грязный платок забыл. Фи - я пришла в себя и отбросила его на мягкое сидение. Тряпка.
Теперь они казались мне серыми, как жаль... Вовсе не разноцветными, не яркими, а такими невзрачными и глупыми...
По шуму, доходившему до меня, я поняла, что в поезде весело, и только я сидела одна в купе, несмотря на то, что остальные были переполнены. Это подхлестнуло меня еще больше, толкнуло новой волной к сладкой, замечательной жалости к себе. И даже то, что я увидела в коридоре через открытую дверь знакомое лицо, меня не спасло. С этой девочкой, кажется, я уже встречалась, давно, в детстве, она приезжала вместе с отцом в наше поместье. Нас отправили играть в сад, я дала ей свою куклу, пока наши отцы говорили о чем-то непонятном в гостиной, сидя в креслах у камина; и Лида подавала им вонючий напиток в стаканах, колыхавшийся на самом дне, и они пили его, наверное, час, неописуемо маленькими глотками, и, по-моему, им даже нравилось. Не самую лучшую куклу, но все-таки, по-моему, она ей понравилась, и была трижды одета в разные платья и снова раздета, а также поменяла прическу и шляпку.
- Кэти, - позвала я.
Она заглянула в купе и непонимающим взглядом окинула мое лицо, блузку, даже увидела грязный клетчатый платок.
А потом ее потянула чья-то рука, обладатель которой был скрыт зеркальной дверью, но я конечно, сразу подумала на того мерзкого рыжего мальчика с веснушками, и она тоже скрылась.
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Я испугалась Хагрида. Конечно тогда, я не знала, ни как его зовут, ни кто он такой, а лишь то, что это дикое, немытое, нечесаное чудовище возникло на платформе, когда я выходила из поезда, и чуть не прихлопнуло меня руками, размером с лопату каждая, которые летели по воздуху друг другу навстречу, чтобы столкнуться и издать звук, привлекающий внимание первоклассников. Помнится, я тогда подумала, что в Хогвартс все такие страшные. Впрочем, разве я ошиблась?! Ведь не всегда дело во внешности.
Потом нас провезли по озеру в самоходных лодках, я сидела в одной с тремя девочками, две из них явно были близкими подругами и перешептывались не переставая, и сдали высохшей немолодой женщине с длинными пальцами и морщинистым лицом.
Я помню этот день как нечто физическое, я ощущаю его, все воспоминания о нем отличаются от других, более ранних воспоминаний детства, состоявших из запахов, вкусов и цветов, преимущественно тусклых. Нет - это состоит из эмоций, из ощущений, из движений. Первый раз за день, после непрерывного разочарования и страха, я почувствовала нечто, похожее на радость - когда увидела, как много людей, как много света в огромном зале, может быть, среди них есть хоть кто-то, кто заметит меня?!
Вы слышали когда-нибудь, как поет шляпа? Да-да, потрепанная, старая как мир шляпа пела хриплым голоском, причем с шотландским акцентом! Огры после попойки поют лучше, потому что их хоть забавно слушать. Все молчали, притворялись, что нравится, наверное. А минутой раньше они спорили, кто в какой факультет попадет. Я не понимала разницы между ними, я просто хотела туда, где был папа. Он сказал мне, что и мама там была, но я не помню маму. От мамы в голове остался только шлепок по затылку, когда мне было полтора года, много цветов на земле, и неподвижное белое лицо. Однажды папа плакал, я больше никогда не видела, чтоб он плакал, а потом мамы больше не было. Были только цветы и лицо. А потом вообще ничего.
Сухая женщина стала называть всех по именам. Оказывается, эту шляпу надо было примерить. Ты выходишь, садишься на табуретку, надеваешь ее и она называет факультет. Кэти опять посмотрела на меня, когда уселась на табуретку, но, наверное, все равно не узнала.
Шляпа отправила ее в Гриффиндор. Потом были другие, не нужно вспоминать, кто и в каком порядке... Третья девочка из тех, что плыли со мной в одной лодке – та, которая молчала, - оказалось Тиной Бредфорд. Шляпа отправила ее в Слизерин.
Потом вышел Крис. Мне он понравился, я не знала, ненавидеть его за то, что ушел, или любить за этот платок. Ненавидеть не хотелось. Хотелось учиться с ним в одном классе, сидеть за одной партой, чтобы можно было потрогать его за эти белые волосы и узнать, настоящие ли они.
- Рейвенкло! - сказала Шляпа.
Он обрадовался? Да, он обрадовался.
Я ждала, наверное, еще тысячу лет, пока наконец не услышала:
- Нотт, Селена!
Почему они так на меня посмотрели, когда услышали мою фамилию?
- Я хочу в Слизерин! - сказала я шляпе.
- Зачем? - спросила шляпа.
- Я люблю папу.
- Ты очень умная и талантливая.
- Ну и что. Я люблю папу. И он хочет, чтобы я была в Слизерине, - отозвалась я голосом, не терпящим возражений.
- Слизерин! - покорно объявила шляпа, и мне показалось, что она вздохнула, а когда я снимала ее, я услышала далекое и затухающее, - Смотри не пожалей...
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Противного рыжего мальчика распределяли последним. Оказалось, его фамилия Уизли. И более того, "его" оказалось двое, и я не вполне была уверена, кого из них я увидела в поезде - оба были совершенно одинаковыми, с одинаковыми ухмылками на простоватых веснушчатых лицах, в одинаково потрепанных мантиях, с одинаково длинными руками и одинаково неуклюжими телами...
Я села за стол рядом с Тиной Бредфорд. Мальчик напротив сразу же уставился на меня, как коллекционер на антикварный подсвечник со двора королевы Елизаветы. Все лица в глазах странно искажались, и казались мне неописуемо уродливыми. Но для мальчика напротив это уже было лишним. Он напомнил мне тролля из детской иллюстрированной книжки с движущимися картинками. Разве что цвет лица был не зеленый, но два зуба торчали из-под верхней губы и настойчиво покусывали нижнюю. К моему удивлению, он принял как знак внимания то, что я его разглядываю, и улыбнулся мне. Такая улыбка разве что в кошмарах может приснится.
- Приветик! - сказал он таким хриплым голосом, что мне показалось - несчастный подавился, - Тебя зовут Селена?
Я кивнула, сильно подозревая, что мои брови уже давно поднялись так высоко, что скрылись где-то под челкой.
- Я Маркус, - представился Тролль, - Я на третьем курсе.
- А я Тина, - сказала соседка, внезапно оживившись. Похоже, она старалась понравится Троллю - может быть, знала о нем что-то, чего не знаю я? Впрочем, объяснение всплыло через пару минут...
Когда все заняли свои места, и мерзкие рыжие отправились к гриффиндорцам, заговорил директор. Я не слишком внимательно слушала. Я разглядывала своих соседей по столу и будущих соседей по жизни.
- Мне не терпится скорее увидеть квиддич! - поделилась Тина, очевидно, обращаясь ко мне, однако глядя исключительно на золотые блюда, с которых она накладывала себе еду.
Маркус гордо выпятил грудь:
- Я догоняла в команде! И на следующий год стану капитаном! А может быть даже в следующем семестре.
Я еле удержалась, чтоб не засмеяться - какой этот Тролль забавный! И какой воображала.
Тина, однако, увлеченно смотрела ему в рот, при этом от нескрываемого уважения широко раскрыв свой.
Когда с обедом было покончено, префект повел нас туда, где мы должны жить. Помещение находилось в подвале, и там было холодно. И ни одного окна - вот это поразило меня больше. Гостиная была болезненно зеленой. Зеленый бархат на столах, зеленые покрывала на диванах, и зеленые лампы, заливавшие все странным, потусторонним светом. Стены были из необработанного камня, и казалось, что по ним вот-вот начнет сочиться вода. Из гостиной вглубь подземелья уходил длинный коридор, по бокам были двери, ведущие в спальни.
Портрет, висящий на входе, хлопнул по стене, и в подвал неспешно зашел высокий человек. Он был средних лет, с длинным крючковатым носом и очень умными темными глазами, которыми пристально оглядывал всех первокурсников в течение нескольких секунд.
Префект вытянулся по стойке смирно.
- Добрый вечер, профессор, - сказал он, и это прозвучало как "рад служить, ваше превосходительство!"
Тот не ответил старосте, зато обратился к нам:
- Очень хорошо, замечательно, - сказал он, - Рад видеть вас здесь. То, что сказал вам директор, можете пропустить мимо ушей. Зато должны запомнить раз и навсегда то, что скажу я. Вы попали в Слизерин, здесь не место слабакам. Если вы хоть раз посрамите честь факультета, будете отвечать передо мной! - последнее прозвучало довольно грозно, и заметив, что напугал некоторых, он более мягко добавил, - Рад был познакомиться... Спокойной ночи.
- Это еще кто? - не удержалась я, и девочки покосились на меня как на прокаженную.
- Это наш декан! - с гордостью сказала одна из них, - Профессор Снейп!
- Он всегда такой злой?
- Злой?! - удивилась Тина, - Он хороший, он любит своих студентов. Просто он, наверное... строгий?