Требовательный, но вежливый стук в парадную дверь металлическим молотком возвестил о том, что папин визитер все-таки явился. Дворецкий поспешил открыть и одним кивком головы, но почтенно, приветствовал гостя. Я уже видела этого человека однажды много лет назад, тогда он выглядел моложе и приехал с дочерью, но его повадки ни на йоту не изменились: такие же сердитые светлые глаза шныряли по окружающим; он был таким же сухим и поджарым, только морщин на лице стало гораздо больше и под глазами залегли черные круги.
- Здравствуй, Айзек! - поприветствовал его папа, любезно улыбаясь, но я заметила, что глаза его улыбка не затронула, он оставался холоден и равнодушен к гостю. - Проходи, проходи! Почему же ты не взял Кэти с собой? Думаю, Селена ее ждала.
Я еле удержалась от того чтобы выпалить не ждала! Меня не слишком радовала перспектива снова играть во дворике с Кети Белл, теперь уже не просто моей ровесницей, коих сотни, а догонялой Гриффиндора по квиддичу и подругой моего заклятого врага.
Я вежливо присела в реверансе перед мистером Беллом. Он нарисовал на лице фальшиво-умильную улыбочку и перевел взгляд на мою правую руку, и в его бесцветных зрачках немедленно проскользнуло разочарование. Такие взгляды я очень часто ловила, когда кто-то разглядывал подаренную Патриком дорогую безделушку. Возможно, камни в глазах у змейки - это не изумруды, а какой-то другой, более редкий самоцвет, и стоит он, соответственно, дороже. И золото наверняка самой высокой пробы, уж слишком мягким и гибким кажется металл, из которого сделано кольцо. Но сейчас кольца на пальце не было - очевидно поэтому Белл разочаровался, он хотел своими глазами взглянуть на то, что, как я была тогда уверена, являлось очень и очень дорогой фамильной драгоценностью. Несколько месяцев назад преподаватель Трансфигурации профессор МакГонагалл заметила это украшение, и заметно понервничав, не самым вежливым способом заставила меня снять его. Не самым вежливым способом - это назвав меня хорохоркой и хвастуньей и отобрав у моего факультета пять очков. Раньше она никогда не позволяла себе такого поведения и всегда была сдержанной и сухой, даже по отношению к студентам моего факультета, и абсолютно справедливой, поэтому мне тем более была непонятна ее реакция: неужели нельзя было просто объяснить, что девочкам в Хогвартсе запрещается носить украшения в будние дни и упомянуть соответствующий пункт правил поведения в школе. Впрочем, в правилах не было об этом ни слова, и через пару дней я начала обращать внимание, что многие мои однокурсницы, не говоря уже о девочках постарше, носят в ушах, пусть скромные, но все-таки золотые и серебряные сережки. Однако колец и браслетов ни у кого не замечала. Последние можно было вполне удачно спрятать под длинными рукавами мантии, впрочем, зачем тогда вообще их носить? Разве что если украшение содержит в себе защищающее заклятье и подарено родителями, чтобы оберегать отпрыска от злонамеренных чар или является каким-то специфическим символом...
Ну что ж, сейчас каникулы, и очень хорошо, что я вспомнила про любимый подарок, преподнесенный братом, можно хотя бы на пару недель снова надеть его и любоваться, как солнце играет в зеленоватых глазах изящной красавицы - змейки. Папа наградил меня выразительным взглядом, теперь можно оставить его один на один с визитером и возвращаться в комнату. За все лето мне почти никто не писал, разве что толстая сипуха принесла открытку от Криса, в которой он очень кратко и как будто со стеснением (или мне показалось?) спрашивал меня, какие книги по маггловедению я буду читать на следующий год в дополнение к школьной программе, и рассказывал, что он делает и как отдыхает. Мне даже не слишком хотелось отвечать на это письмо, и я отложила его в сторону в ожидании соответствующего настроения, не слишком надеясь, что вообще напишу ответ до конца лета.
Профессор Снейп на мое послание не ответил, и я почувствовала стыд за то, что доверилась ему. С Айри я отправила ему второе письмо, где как могла извинилась за причиненные неудобства, однако мою совесть это не спасло: кто-то продолжал упорно грызть ее изнутри то ли смутным предчувствием, то ли явным сожалением.
Развлекаться мне было особенно нечем - я ела фрукты, помогала Лиде обрабатывать розы в оранжерее, сделала все домашние задания, данные студентам на лето, потом прочла от безделья пару маггловских любовных романов и много спала.
Шкатулка с украшениями, открывшись, встретила меня перламутровым блеском переливающихся в дневном свете драгоценных металлов и камней. В основном все это досталось мне от мамы и бабушки, исконно моими были только две золотые цепочки, тонкий платиновый браслет и кольцо. Возможно, оно тоже принадлежало кому-то из женщин моего рода (по маминой линии, конечно, раз уж оказалось на руках у Патрика), и передавалось по наследству. Я пару минут повертела его в руках, примерила на правую руку, на которой обычно носила, подняла к свету, пошевелила пальцами. Потом сняла и тут же надела на левую - на безымянном пальце руки-бездельницы у меня был длинный и опрятный ноготь, в то время как на правой он был до крови обкусан и весь окружен заусенцами. Странное ощущение охватило меня - тревоги, беспокойства и нервозности, не спровоцированное, казалось бы, ничем. Я вперила взгляд в кольцо - глазки змеи горели, оставалось впечатление, будто сквозь них проходит солнечный свет. Я совершенно механически отвернулась от широкого аркообразного окна и заслонила его своей спиной. Камни не погасли, теперь я поняла, что свечение исходит изнутри. Палец заныл. Когда-то в детстве я неудачно упала, вывернув указательный палец и вызванный на дом медимаг сообщил, что в кости трещина. Ощущение было точно такое же, только когда это я успела сломать палец?! Подумать только, мне даже на секунду не пришла в голову мысль снять кольцо - я бросилась в ванную и подставила руку под холодную воду. Беспокойство сменил страх, который поднимался по горлу, как тошнота. Я уронила голову и оперлась руками об холодную раковину, тяжело дыша... Может быть, я отравилась за обедом?
Чушь, меня еще не приглашали к столу, до ленча оставался час. Прижимая руки ко рту, я бросилась к открытому окну и вдохнула воздух. Легче не стало. Тогда я перелезла через подоконник и, отдуваясь в немыслимой духоте, которую совершенно не ощущала еще пять минут назад, спрыгнула в густой кустарник. Мне надо пройтись... Мне надо найти самое прохладное место сада, думала я, дыша через рот, с хрипом, как астматик. Но ноги меня как будто не слушались - поддаваясь беспричинной панике, все возраставшей внутри, ноги несли меня сами, и я плелась в сторону оранжереи. Там стоял затхлый теплый запах удобрений и было еще более душно. Стеклянная крыша удваивала силу солнечного света, и в некоторых местах он становился невыносимо ослепительным. Я оперлась о нагретую стену теплицы, пытаясь отдышаться и держась за сердце. Я напоминала самой себе больную старуху и страшно сердилась, потому что не понимала, что происходит и чем я больна. Солнечный удар вряд ли мог настигнуть меня в помещении... Не дай Боже меня кто-то заметит, не дай Боже кто-то сюда сейчас зайдет, стучало скворцом в голове. Я прикрыла глаза - все вокруг ходило ходуном, плясало и веселилось, и оставаться на ногах, глядя прямо вперед, представлялось невозможным. Меня сильно мутило, и сквозь туман тошноты и головокружения я услышала собственный стон. Колени подкосились, и я упала вперед, угодив ими в мягкую землю. Прямо перед моим лицом покачивались розы, покрытые капельками влаги, полураскрытые бутоны самых разнообразных цветов. Этот сорт роз был без шипов - ума не приложу, как Лиде удалось такие вырастить. Вполне вероятно, что здесь не обошлось без заклинания.
Я не знаю, чего этим пыталась добиться, но я уронила руки на мягкую, недавно политую землю, и погрузила в нее пальцы. Теперь ныла вся левая рука, как будто мне вывихнули запястье, причем ныла настолько сильно, что казалось, будто эта боль захватывает и правую. Захватив пальцами горсть земли, я бессильным резким жестом кинула ее в сторону, потом снова собрала горсть, снова отбросила. Мои голые коленки уже были перемазаны в черноземе. Мне смертельно хотелось зарыться в эту землю, погрузиться в нее целиком, чтобы сбежать от боли и головокружения. Не слишком понимая, что я делаю, я повторила свое движение снова, и снова, и снова: я начала рыть землю с бока грядки, и постепенно добралась до первого цветка. С остервенением роза была схвачена поперек стебля - когда я вытаскивала ее из земли, она хрустнула и переломилась.
Зачем я это делаю? Я не понимала.
- Ай! - это неровно сломался ноготь на безымянном пальце левой руки. Я отковыряла его и снова принялась за работу.
У меня участилось сердцебиение, в голове завыли какие-то голоса, послышались звуки, звон. Надо зарыться в нее, пока я не потеряла сознание, надо зарыться, надо зарыться, - повторял голос в моей голове, а пальцы продолжали раскидывать землю с грядки во все стороны. На какой-то миг мой разум прояснился, но только для того, чтобы выловить затуманенным взглядом инструменты, что стояли у стенки сбоку - пара лопат разных размеров, самая маленькая была больше похожа на совок, и грабли. Я упала на грудь и проползла полметра, чтобы ухватиться за рукоять самой большой лопаты. Затем таким же способом, но уже пятясь, проползла обратно. Поставив лопату на древко и опершись об нее, как об посох, я медленно начала подниматься на ноги.
Через несколько секунд инструмент врезался в землю, и я продолжила выполнять свою работу, безумную, непонятную работу, не замечая того безобразия, которое творилось вокруг грядки.
А еще через пару минут лопата ударилась обо что-то твердое, и я от неожиданности чуть не упала. Впрочем, я сразу отбросила ее в сторону и тут же снова повалилась на колени, продолжая раскидывать землю руками. Мои пальцы нащупали что-то округлое, гладкое, что-то, от чего комья земли легко отлипали. Я постаралась пошире открыть глаза, несмотря на то, что веки казались тяжелыми как свинец. Обхватив предмет ладонями, я потянула его вверх.
И в этот самый момент мое сознание прояснилось, очистилось, как грешник от скверны, и я подняла находку к глазам. Это был череп. И судя по размерам - череп младенца. Ахнув от ужаса и отвращения, я уронила его на землю, и даже несмотря на то, что руки мои были перемазаны в глине, я заметила, что глаза змейки-кольца все еще горят, переливаются нехорошим, холодным блеском. Уже в здравом уме и твердой памяти я принялась разгребать землю дальше. Вслед за черепом я добралась до остальных костей. То, как лежал слой земли, подсказал мне, что надо рыть дальше - буквально еще полсантиметра. Да, так и есть. Ребенок похоронен позже всех - под его скелетом, а также под тонким слоем влажной земли, я нашла еще два, три, нет четыре скелета. По крайней мере черепов было четыре, а сколько костей - я не насчитала, потому что на меня резко накатил финальный, неудержимый приступ тошноты, и меня вырвало желчью и слюной прямо на изуродованную грядку, оказавшуюся братской могилой. Я ощутила будто бы удар в спину, выпрямиться уже не смогла, повалилась на землю, и краем глаза заметила Бесси, спешащую ко мне из дверей теплицы, сжимавшую в одной руке палочку, другой подбиравшую пышную юбку с передником, прежде чем потеряла сознание...
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Помню, очнулась я в своей комнате, за окном все так же светило полуденное солнце. Надо мной сидела нянька.
- Слава Богу, дорогая, - сказала она, - Ты почти час не приходила в себя!
- Что со мной случилось? - сказала я и обнаружила, что во рту пересохло.
Бесси понимающе улыбнулась, взяла с прикроватного столика стакан воды и, придерживая меня за шею, помогла отпить из него пару глотков.
- Солнечный удар, - коротко сказала она. Странно: она не принялась
причитать, сетовать на жару, ворчать под нос - это не было похоже на мою
старую няньку.
- Там, в оранжерее, я видела: там люди зарыты в могиле!
Бесси посмотрела на меня с ужасом.
- Я думаю, тебе стоит отлежаться не несколько часов, а весь день.
- Но я видела!
- Что ты видела? Насиделась на подоконнике на самом солнцепеке и свалилась
прямо в кусты перед окном! - вот теперь Бесси стала похожа на прежнюю
ворчливую Бесси.
- Но там трупы!
- Мышиные?
Наверное, у меня действительно был удар, и все привиделось, - подумала я на мгновение. Но нет - воспоминание было чересчур явным - сны такими не бывают.
Бесси цокнула языком, покачала головой, как недовольная мамка и, зачем-то прихватив с собой стакан, вышла из комнаты.
Я оглядела свои руки - под ногтями и на коже не было никаких следов грязи, руки благоухали кремом, как всегда. Кольцо красовалось на безымянном пальце правой руки.
А на безымянном пальце левой был сломан ноготь:
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Обед я пропустила, а к ужину спустилась, просто-таки прибежала, раньше всех - это странно, но недомогание прошло, будто его сняло рукой. Я успела тайком сбегать в оранжерею - там все было по-прежнему, никаких признаков вторжения, все та же идиллическая картинка роскошного цветения, смешанная в воздухе с запахом удобрений.
На ужин подали три разных салата и нежирную жареную рыбу. На сладкое тоже был салат - фруктовый. Лето стояло очень жаркое, поэтому тяжелую пищу повар не готовил. Однако я не чувствовала себя сытой, поэтому вторглась на кухню, вытребовала там огромную сдобную булку и кувшин молока и села уничтожать их за стол для прислуги.
Повар Джастин умильно смотрел, как я жую, его толстые щеки раскраснелись от удовольствия.
- Леди никогда не отличалась таким аппетитом.
- Сегодня я что-то на подъеме, - подмигнула я ему, - Отлично себя чувствую,
и все время хочется есть.
Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но наверху послышался какой-то шум, слишком громкий и непривычный для нашего дома. Я вопросительно посмотрела на Джастина. Он сконфуженно пожал плечами. Тем временем шум становился все громче, и я различила топот как минимум десятка ног и чьи-то сердитые голоса. Бросив недоеденную булку на стол, я бросилась посмотреть, в чем там дело и кто пришел. Айзек Белл уехал сразу после обеда, и других визитеров не ожидалось - может быть, я не все знала, или кто-то заявился без приглашения?
В гостиной моим глазам предстала странная картина - кучкой стояло четверо людей в одинаковых черных плащах, отец спорил с ними, яростно жестикулируя, вернее не с ними, а с одним из них - худощавым блондином лет сорока. Остальные молчали. Еще трое разбрелись по гостиной, разглядывая трофеи, сувениры и подарки, украшавшие ее.
- Это возмутительно! - говорил отец блондину (чьи черты лица показались мне
странно знакомыми). - Вы вторгаетесь ко мне в дом посреди бела дня и
порочите мое доброе имя, подсовывая под нос какие-то бумажки...
- Свое доброе имя, Нотт, ты уже сам давно опорочил, - перебил его белый
неприятным скрипучим голосом. - А бумага подписана зав. Отделом по Борьбе с
Незаконным Использованием Черной Магии, и здесь говорится, что мы имеем
право на обыск твоего дома.
- Что вы здесь... - начал было отец, но тут заметил, как один из пришельцев
приподнимает огромную хрустальную вазу с предназначенной специально для нее
тумбы. - О Мерлин! Положите это немедленно! Это стоит больше ваших зарплат
за всю жизнь!!! - выкрикнул отец, отгоняя человека в черном. Тот принялся
ругаться с ним, объясняя, что обязан осмотреть все, в то время как блондин
обратил свой взгляд ко мне. Где-то в груди сжалось, екнуло и скомкалось:
человек был знаком мне до невозможности, и хоть сам он был мне противен, с
ним проходила какая-то приятная, теплая ассоциация, он кого-то нестерпимо,
почти болезненно напоминал.
- Здравствуй, девочка, - с едва заметной издевкой проговорил он, и
прищурился; я попятилась от него к дверям, - в Хогвартс учишься?
Я кивнула.
- А зовут тебя Селена, верно?
Снова кивок.
- Скажи, пожалуйста, Селена, не замечала ли ты в доме чего-нибудь странного? Не слышала ли подозрительный шум, не пропадали ли у тебя домашние животные?
Я продолжала молчать. Незнакомец приближался.
Он подошел ко мне близко, очень близко, и остановился в ожидании ответа. От него пахло потом и табаком.
- Ну так? - повторил он.
Я подняла голову и, харкнув как портовый грузчик, плюнула ему в лицо.
Осознание того, что я сделала, пришло только через несколько секунд, когда он взвыл:
- Чертово отродье! - и попытался схватить меня за шиворот. Я увернулась.
- Селена! Марш в комнату!!! - закричал отец так громко, как никогда не
кричал. Просить дважды не пришлось - я уже неслась по лестнице что есть
мочи, а вслед мне неслись вопли и проклятья...
~*~*~*~*~*~*~*~*~*~*
Я в который раз убеждаюсь, что большинство людей не способно мыслить логически. Ведь прошло достаточно времени, чтобы успеть сделать выводы из проиcшедшего. А чем занимаются все они? Все, в том числе и люди, которым стоило бы призадуматься над этим, предпочли отмахнуться и забыть обо всем. Действительно, что произошло? Только то, что три малолетних идиота сумели обойти все уровни защиты, так старательно изготовленные лучшими специалистами нашей школы. Целый год Лорд находился под одной крышей с учениками школы и чуть не овладел тем, что помогло бы ему воплотиться и больше не терять своего могущества...
Так кто же сказал, что после уничтожения Философского камня можно спокойно жить дальше? Неужели можно всерьез думать, что первая за последние одиннадцать лет попытка Волдеморта вернуться туда, где он был одним из самых великих и где его имя боялся произнести почти каждый, станет последней? Теперь я вижу что можно, и самое главное, что так оно и должно быть: Но и среди подобной тупости встречаются порой проблески сознания. Но праведный гнев заглушает начавшие было теплиться огоньки здравомыслия. И это гораздо хуже, нежели, натянув на лицо совершенно безразличное выражение, пропускать все происходящее мимо глаз, ушей, мимо себя...
Но совсем недавно блюстители буквы закона начали проводить обыски. Почему эта, вполне здравая мысль, пришла в пустые головы авроров именно сейчас? Ответ прост до безобразия: потому что ОН, или нет, скорее пока его имя возникло из небытия. Да его имя всегда наводило ужас, всегда. Долгие годы после того, как все многоуважаемые маги убедили себя в том, что Лорд все же сгинул в небытие... Даже смешно...
Магглы! Черт бы их побрал...
С чего они взяли, что он погиб: не было свидетелей, никто не видел тело, а шрам на лбу этого сопливого ублюдка не значит ровным счетом ничего! Но: одиннадцать лет молчаливого спокойствия и, как следствие, полная потеря бдительности... Лорда больше нет, а все ОНИ, его многочисленные последователи, наказаны по заслугам... Наказаны кем? Их хвалеными органами правосудия?..
Но пусть хоть кто-нибудь попробует мне объяснить, как в таком случае могли выйти сухими из воды такие люди как...
Северус, ты начинаешь повторяться!
И что они предпринимают теперь? Громкие обыски! Правильно, раз не хватает ума, как не хватало его и раньше, будем действовать силой!
Браво, другого я от вас и не ожидал!
Вот только не понимаю, что собирался найти в поместье Эвана Нотта Джейкоб Фоусетт? Нет конечно вполне можно понять его желание поймать за руку Эвана...
Но!
Или этот страж закона всерьез думал, что все тайные двери, лаборатории, хранилища этого дома будут вмиг открыты перед ним: если оно действительно так, то мне остается только позавидовать ему - редкие люди остаются детьми, приближаясь к рубежу сорока лет... Но это скорее все же не наивность, а глупость: да любому слепоглухонемому инвалиду понятно, что весь этот дом буквально нашпигован вещами, которые ни в коем случае не должен видеть посторонний. Остается только все это найти!
И вот тут уже сила не поможет, будь ты хоть семи пядей во лбу! А потому припадок гнева, охвативший так ничего и не нашедшего Фоусетта, вполне понятен: если верить результатам его обысков - Эван чист как стеклышко... И что же решает предпринять потерпевший поражение Джекоб? Именно! Сила есть, ума не надо!: просто-напросто пообещал вернуться и спалить все к чертовой бабушке, вместе с Ноттом, его дочерью и пасынком. А эта фраза уже не нуждается в комментариях...
такого-то августа, не слишком хорошо помню которого часа
пр. Северус Снейп